– Только обмороков здесь не хватало… – проворчал другой, и я узнала бас красноглазого.
Мне помогли подняться на ноги. Неловко копошась в узком проходе, я с трудом приняла вертикальное положение, но ноги меня почти не держали. Если честно, в обморок я упала впервые в жизни. Не знала, что это так неприятно.
– Можете опознать убитую? – спросил меня красноглазый, проявляя нетерпение.
– Да. Ее зовут Милочка. Людмила Орлова. Отчества не знаю. А что, у нее с собой документов не было?
– Это вас не касается.
Ага, как трупы мне показывать для опознания – так касается, а как ответить на простой вопрос, так сразу ростом не вышла. Я разозлилась и спросила резко:
– Можно идти в свое купе?
– Если хотите – пожалуйста, – ответил вежливый парень, который меня откачивал. – Но лучше бы вам посидеть немного, в себя прийти. Вот тут, через стеночку, свободное купе. Можете воспользоваться.
Сидеть в соседнем с местом убийства купе мне не хотелось, но самой мне и вправду не добраться. Пришлось, как он выразился, воспользоваться.
Поезд остановился, и очень скоро в коридоре стало еще многолюднее – прибыла местная опергруппа. Ранний вызов, как видно, пришелся некстати, менты перекидывались короткими сухими репликами, частенько вставляя словечки, которые лично я могу употребить, только уронив на ногу молоток.
– Тщательно обыскать купе…
– Опросить пассажиров…
– Где медэксперт, мать твою так?
– Невероятно! – азартно вмешался чей-то голос. – Тут сработал циркач, не иначе. Смотрите сюда! Кровавые пятна. Вот тут, тут и тут. Занавески, фрамуга – все в кровище. Сюда, сюда гляньте! Следы должны вести наружу. Он открывал стекло.
– Зачем? Жарко стало? В январе-то? – хохотнул бас, принадлежащий красноглазому.
– Да нет же. Он вылез на крышу вагона. Это же ясно!
– На полном ходу? Ну ты загнул, Игорь Палыч, – протянул бас недоверчиво.
– А я говорю – на крышу! – взлетел еще на полтона голос Палыча. – Воронин, проверь снаружи.
Раздался быстрый топот.
– Повторяю, деваться ему было некуда, – продолжал Палыч. – Смотри, сколько кровищи натекло. Он весь перемазался и в коридор выйти не посмел. Его тут же заметили бы, неужели не ясно? Что, Воронин? – проорал он, очевидно, высунувшись в открытое окно. – Я же говорил! Ну конечно! Вот здесь он зацепился рукой, затем подтянулся, ногу – сюда. – Послышалось кряхтение. – Ловкий, сволочь. Мне такое не осилить.
Тем временем бас не унимался:
– Но почему вы думаете, что из окна преступник полез именно на крышу? Может, он спрыгнул. Проще же.
– Проще – шею сломать. Ночью на полном ходу выпрыгнуть из окна – чистое самоубийство. Нет. Ему нужно было всего лишь переждать, пока поезд замедлит ход перед каким-нибудь полустанком. Сидеть в купе рядом с убитой – большой риск, а на крыше – милое дело. Если, конечно, физическая подготовка позволяет. Что говоришь, Воронин! – снова проорал он. – Ага, ясно. Значит, на вентиляционной трубе следы крови? Хорошо. От рук, но без отпечатков, – пояснил он своему собеседнику. – Видимо, за трубу он и держался, пока в удобном месте не перебрался на тормозную площадку.
– Ладно, с этим ясно. Твоя взяла, Игорь Палыч. Что делать с пассажирами?
– Их ведь опросили предварительно?
– Да.
– Ну и как?
– Ничего интересного. Спали все.
– Ну так отпустите их. Потом, если понадобится кто, – вызовем.
– Тут еще девчонка одна, из другого вагона, опознала убитую. Говорит, что при посадке та сильно нервничала.
– Почему – не сказала?
Бас немного помялся, но соврать все же не решился.
– Да мы ее не спрашивали, Игорь Палыч. Она в обморок грохнулась, когда труп увидела. Но если хотите с ней поговорить, то тут она, через стенку. Отходит.
– Отходят, Миша, покойники. Надеюсь, девчонка твоя живая покамест?
– Живая.
– Ну и пусть себе сидит.
– Может, задержать? А то вдруг удерет?
– Никуда не денется. Найдем. Вряд ли она знает больше того, что сказала. Женская интуиция… – добавил он насмешливо.
Его слова меня разозлили. Ах ты, умник, ну держись! Интуиция женская ему не нравится! Можно подумать, он тут самый умный. Может, конечно, и в самом деле умный – вон как ловко про крышу вычислил, – но до Туркова ему самому ни в жизнь не докопаться. Мне и самой неясно, куда он подевался, ведь собственными глазами видела его в купе вместе с Милочкой. Неужели это Петр Сергеевич сиганул на полном ходу в окно и залез на крышу? С ума сойти. Нет, физически он, возможно, и смог бы проделать такой финт – говорят, что он интенсивно посещает спортклуб, а в прошлом был спортсменом, – но как-то в моем сознании такое не укладывается: солидный бизнесмен, скачущий по крышам… Хотя, чего только не бывает. Если уж он совершил убийство, то остальное для него – семечки. Правда, что касается убийств, это еще надо доказать. Вон как с Романом получилось: подозревала его, подозревала, а он вовсе и ни при чем. Нет уж, пускай преступника ловят те, кому это по штату положено.
– Здрасьте, – громко сказала я, чтобы привлечь к себе внимание.
Сидящие в купе люди обернулись ко мне как по команде.
– Это еще кто? – спросил тот, кого красноглазый называл Игорь Палычем. Я сразу узнала его характерный голос, в котором сейчас звучали удивленные нотки. – А ну брысь отсюда, девочка.
– Я не девочка, – обиделась я. – Я свидетель.
– Какой еще свидетель? Марш отсюда, я говорю! Кто ее пустил?
Красноглазый смущенно прокашлялся.
– Ну, что еще? – обернулся к нему Игорь Павлович.
– Это Пчелкина. Я вам докладывал.
– Значит, Пчелкина?